У противоположного лагеря установки тоже четкие: "не хочу говорить о Ходоре - мне неинтересно" "пидоров - в топку!" "Россия - для русских, ну, немножко для азеров, если они богатые", "праволавие сплачивает нацию, но сам я пост не держу".
А как на самом деле обстоит дело девушка изложила в своей статье.
Ах, да, от себя хочу сказать, что я - индивидуалист законченных форм. Пидоров - в топку! Про Ходора не хочу даже говорить (впрочем, как и Светлана Бахмина, которая в том же номере "Большого города" дает "сенсационное интервью, в котором категорически отказывается ответить хотя бы на один содержательный вопрос.) В любви к власти не расписываюсь: равнодушна. На исповедь в церковь не хожу. Но в Бога верую. Новодворскую считаю дурой начитанной. С Машей Арбатовой кардинально расхожусь по вопросу о том, что пидоров надо любить и целовать в жопу. Считаю гэбню плохими управленцами, которые могут только пиздить бабки и каркать на заборах.
Считаю, что все русские националисты женаты на армянках, еврейках, азербайджанках, китайках, и на ком угодно, только не на русских бабах.
А, вот еще! Считаю, что ни перед кем не обязана отчитываться за свои взгляды и каяться. А кто на меня начинает давить и вызывать искусственное чувство вины, того посылаю подальше. У христианина чувство вины и так развито. Но не чрезмерно, как бы хотелось некоторым людям, считающим себя специалистами по человеческой душе.
Фсе.
Статейко:http://www.bg.ru/article/8134/
Сама, сама, сама
Текст: Екатерина Кронгауз
Ключевые слова: ощущения
Иллюстрация: Маша Краснова-Шабаева
Недавно мы поспорили с другом Андреем. То есть сначала мы очень светски заговорили о недавно вышедшей книге Татьяны и Валерия Соловей «Несостоявшаяся революция. Исторические смыслы русского национализма», потом о самом понятии «русский национализм». И разговор наш даже был довольно содержательным, пока Андрей вдруг не начал произносить фразы типа «Россия для русских», уточняя при этом, что он вовсе не националист и даже отчасти еврей. Андрей просто считает, что русский — это больше, ну или меньше, чем состав крови, и в самой идее русскости ничего плохого нет, а противники национализма видят только антисемитизм и «бей таджиков».
Потом мы говорили о религии с Петром. И разговор наш тоже сначала был довольно содержательным, пока Петр, у которого на груди висит довольно заметный крест, не стал вдруг уточнять, что к православным он себя не причисляет, хоть и крестился пару лет назад. Петр просто считает, что быть православным — это не обязательно молиться за Путина и громить гей-бары.
Кстати, недавно мы говорили об однополых браках, и Сережа стал рассказывать, почему он категорически против и однополых браков и вообще гомосексуалистов. Могло бы быть содержательно, если б он уже несколько лет открыто не жил с другом. Сережа просто считает, что не надо смешивать то, как ты живешь и принципы развития общества.
С Машей мы говорили об освобождении Светланы Бахминой — и разговор наш почти сразу оказался бессодержательным, на уровне знаменитой дискуссии Валерии Новодворской с Марией Арбатовой в эфире НТВ. Маша просто не хочет иметь ничего общего с Новодворской и всей «либеральной оголтелой демагогией», хотя Маша, конечно, демократ.
Я сама перестала ходить на Марш несогласных, потому что несогласна и с ним. Несогласна с тем, как пишутся некоторые открытые письма, поэтому не подписываю их. Мне не нравится, когда меня принимают за русскую за границей, потому что русские за границей громко говорят, алкоголики и хамы, за сотрудницу ИД «Афиша», потому что все, кто работает в этом издательском доме, — хипстеры, хотя я их никогда не встречала. Я вообще не люблю, когда меня за кого-то принимают.
Раньше понятие «свой-чужой» основывалось на каких-то ясных вкусовых и идеологических принципах — их было не очень много, они были довольно грубыми, зато их можно было как-то описать: против советского — остальное детали; за освобождение Ходорковского — остальное тонкости; против националистов, за толерантность — остальное мелочи.
Невнимательность к деталям всегда смущала, но как-то было неприлично об этом говорить, вроде как сор из избы. Теперь только о них и говорят. Тонкости, детали, мелочи — самое важное, гораздо важнее и принципиальнее изначальной идеи. И понять, кто такой «свой» теперь можно скорее по тому, от чего отстраивается собеседник, а не с чем солидаризируется. Хотя понять уже ничего нельзя — дробление и деление достигает уже каких-то сюрреалистических масштабов и невозможно договориться ни с кем, даже о том, как играть в покер.
В богословии такой способ познания называется «апофатическая теология» (то есть познание Бога через последовательное отрицание не свойственных Богу характеристик). В подростковой психологии — необходимый этап в становлении человеческой личности. В ситуации социума — удивительное явление нового индивидуализма, идеологического нежелания принадлежать ни к какой группе, ни с кем объединяться и никого, не дай бог, случайно не поддержать. Оппозиция всему, но такая, чтобы и к оппозиции случайно не причислили. Против всех, но только если в бюллетене нет такой графы.
Но еще удивительней то, что все это дробление и разъединение в большей степени касается сторонников гражданского общества, прав, свобод и всего хорошего. Столько нюансов, что хватит на всех. У тех, кто за все плохое, — с этим почему-то полегче. То ли деталей меньше, то ли они никого не беспокоят.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →